Вино из одуванчиков - пойманное и закупоренное в бутылки лето
Жил был маленький пушистенький комочек. Он очень любил, когда его гладят, обнимают, целуют и ласкают. Он и сам был очень ласковым, только не умел этого показать. Или не хотел...
Он очень боялся, что все узнают его маленькую тайну и он станет уязвимым для всех и каждого. Поэтому в ответ на любовь, он огрызался и скалился. Или просто прятался под диван. Со временем люди забыли, что за этими когтями и клыками прячется милый и добрый комочек... Они стали подходит к нему все реже, все реже протягивать руки, чтобы его погладить. Некоторые пытались говорить с ним на его языке и скалили зубы в ответ. И маленькому комочку становилось нестерпимо одиноко, но он был слишком горд, чтобы что-то менять, и слишком глуп, чтобы признаться в своей слабости. Он рыдал ночами в дальнем углу комнаты, царапал когтями обои, в надежде выплеснуть всю свою боль... Иногда срывался и, пьяный своим горем, ластился и прижимался к рукам окружающих его людей, терся о ноги и просился на колени. Но забвение проходило, и, наглотавшись ласки, он снова сбегал в свой укромный уголок, иногда не выползая оттуда целыми неделями и месяцами.
Это был несчастный малыш... по-настоящему несчастный. Гордый в своем одиночестве и в своем страдании. И наверное, он был бы рад выйти навстречу людям, но со всременем и это забывается - и он разучился говорить с людьми и узнавать их...
А люди... чтож... они могли себя оправдать - они же пытались... иногда они заглядывали под диван, мигая фонариками, протягивали руки. Но укусы становились все больнее, а царапины и ссадины оставались шрамами на всю жизнь. Нет, они не переставали любить этого маленького задиру, они любили его еще сильнее и еще больше боли приносила им эта любовь на расстоянии... А время шло, боль стихала, появлялись новые милые и пушистые, готовые отвечать нежностью на нежность, лаской на ласку. И каждый шел совей дорогой: упиваясь своим страданием в одиночестве или заполняя пустоту в попытках жить. И каждый был прав по-своему.
Только маленький одиночка все жался в углу и поскуливал, когда некому было услышать.
Он очень боялся, что все узнают его маленькую тайну и он станет уязвимым для всех и каждого. Поэтому в ответ на любовь, он огрызался и скалился. Или просто прятался под диван. Со временем люди забыли, что за этими когтями и клыками прячется милый и добрый комочек... Они стали подходит к нему все реже, все реже протягивать руки, чтобы его погладить. Некоторые пытались говорить с ним на его языке и скалили зубы в ответ. И маленькому комочку становилось нестерпимо одиноко, но он был слишком горд, чтобы что-то менять, и слишком глуп, чтобы признаться в своей слабости. Он рыдал ночами в дальнем углу комнаты, царапал когтями обои, в надежде выплеснуть всю свою боль... Иногда срывался и, пьяный своим горем, ластился и прижимался к рукам окружающих его людей, терся о ноги и просился на колени. Но забвение проходило, и, наглотавшись ласки, он снова сбегал в свой укромный уголок, иногда не выползая оттуда целыми неделями и месяцами.
Это был несчастный малыш... по-настоящему несчастный. Гордый в своем одиночестве и в своем страдании. И наверное, он был бы рад выйти навстречу людям, но со всременем и это забывается - и он разучился говорить с людьми и узнавать их...
А люди... чтож... они могли себя оправдать - они же пытались... иногда они заглядывали под диван, мигая фонариками, протягивали руки. Но укусы становились все больнее, а царапины и ссадины оставались шрамами на всю жизнь. Нет, они не переставали любить этого маленького задиру, они любили его еще сильнее и еще больше боли приносила им эта любовь на расстоянии... А время шло, боль стихала, появлялись новые милые и пушистые, готовые отвечать нежностью на нежность, лаской на ласку. И каждый шел совей дорогой: упиваясь своим страданием в одиночестве или заполняя пустоту в попытках жить. И каждый был прав по-своему.
Только маленький одиночка все жался в углу и поскуливал, когда некому было услышать.